Автор же над своими героями бог - если что, может их не только вывести в первый ряд перед читателем, но и в расход пустить. Без всякой жалости - щелк, щелк! Можно машиной задавить, можно из пистолета, а можно заразить чем-нибудь… Правда, тогда все время придется сочинять новых, а это дезориентирует читателя, да и хлопотно. Поэтому лучший вариант - как-нибудь все же к ним так присмотреться (к Арлекину, в частности), чтобы они начали вызывать сопереживание. Оно, кстати, и для книжки полезнее - чего всех в одну краску-то мазать? Плохой, хороший, плохой, хороший… бее, брр!.

В таких случаях мне помогает психология. Я, в частности, думаю, что раз я не люблю какого-то моего персонажа, а тем не менее его, как ни крути, выбрал и даже назначил одним из главных героев, то он наверняка содержит что-то "вытесненное" из меня. То есть, моя нелюбовь к Арлекину является ни чем иным как признанием моей глубокой связи с ним, а может быть - если нелюбовь достаточно сильная - она означает, что я этот самый Арлекин и есть. А раз это я, значит мне ничего другого не остается как только признать в себе эту часть. Потому что я не намерен от себя отказываться даже частично.

Хорошенькое дело, ничего себе! А куда деться? Это ад, в котором живут психологи.

Этот черт, Арлекин, похож на меня так же, как клоун Красти похож на Гомера. Не совсем альтер эго, но, пожалуй, да, сходство есть. Не важно. Вы, может, и не знаете, кто такой клоун Красти, и вам до лампочки моя связь с Арлекином. Но вдруг когда-нибудь только это и будет важно?

***

Мальвина активно ела свою панакоту, держа ложечку красивыми пальцами с одного конца, а с другого облизывая ее большими алыми губками. Когда панакота уже кончилась, Мальвина все еще соскребала со дна вазочки ее остатки и машинально подносила ложку ко рту, хотя в ложке почти ничего и не было. Тогда она начинала облизывать кончик ложки, а другой рукой брала чашку (тоже пустую) и сначала заглядывала в нее краем глаза, а потом теребила, переставляя в блюдце так и сяк. Телефон постоянно отвлекал ее внимание, начиная жужжать - она хватала его и тотчас погружалась в какой-то виртуальный диалог, набирая, стирая и снова набирая сообщения. Короче, Мальвина нервничала и ничего не замечала вокруг, включая Арлекина. Ну еще бы!

Дело в том, что Пьеро только для Коломбины был бесперспективный сисадмин. Мальвина знала его семь лет назад подающим большие надежды пианистом и композитором. Таким она его оставила. Это даже было одним из ее оправданий - оправданий мысленных, потому что больше они никогда не виделись - что, дескать, так сильно и глубоко как музыку, он ее, Мальвину, никогда не полюбит. Хотя, конечно, это было всего лишь глупое оправдание слабой женщины, тогда еще девчонки, послушавшейся родителей, желавших ей только добра, а себе - более комфортной жизни. Ну и сама она тоже, конечно, мечтала красиво одеться и мир посмотреть.

***

Я выше написал, что Арлекин пришел в кафе не один, а с деловым партнером. Этот партнер мне больше не нужен, а придумывать, куда он делся, у меня ни времени, ни желания нет, поэтому давайте просто договоримся, что он исчез, окей? Теперь Арлекин сидит один, допивает кофе и прицеливается на Мальвину, пока Коломбина прицеливается на него.

В общем, ситуация слегка щекотливая: клеить женщину в присутствии другой женщины, которая тебе тоже нравится. В принципе-то все равно, ведь ты ей, то есть другой, ничем не обязан, ты с ней даже не знаком, но все же как-то… Арлекин, впрочем, был не из тех, кого такая задача могла поставить в тупик.

Что же сделал этот прожженный ловелас? Он, изготовившись к броску, прежде повернул свою голову и с полуоборота посмотрел Коломбине прямо в глаза. Она же - красивая, черная, почти готическая - смотрела прямо на него. Как чертов сфинкс или статуя будды - без всякого определенного выражения, но во взгляде зияла вечность. Арлекин осклабился, показав белые зубы. Она, не подавая вида, что проиграла, спокойно ждала его действий. Они как бы поняли друг друга. И вот он…

Нет, официант, который был четвертым участником этой драматической сцены, так же, как и Мальвина, ничего не заметил. Ах, люди невнимательны!

***

Вышло другое: не успел Арлекин оторвать зад от своего диванчика, как вдруг Мальвина вскочила и бурно замахала кому-то рукой.

Если у Коломбины получилось секунду назад скрыть досаду и сохранить достоинство, то сейчас ей не удалось сдержать ликования. Улыбка сфинкса превратилась в усмешку, она даже опустила глаза и начала переставлять предметы на столе. А потом уже посмотрела в том же направлении, что и Мальвина. Черт, она рано радовалась!

Меня веселит эта сцена. Черный ангел, белый ангел и сатана, выбирающий между ними. Конечно, он выбирает белого - невинность, ведь черный и так принадлежит ему. Но в момент, когда он готов нанести удар, с неба приходит спасение в виде распутной няньки и двух херувимчиков-близнецов. Надо было бы еще одеть их в матроски, но это уж слишком. Короче говоря, Коломбина, Арлекин и официант (которому не было до этого дела, как и никому до него) одновременно и вдруг выяснили, что Мальвина - чья-то жена и счастливая мама.

***

Я не очень-то разбираюсь в детях, у меня с этим вопросом в голове какая-то путаница. Сказать, что я люблю детей… а вы любите мою машину? Нет? Почему же я должен любить чужих детей? Чисто из умиления, как любят, например, котов? А что в них такого, в котах? Мне, например, нравятся еноты. Но они так плодятся, что их отстреливают по всему миру по два миллиона в год. А котов? Я не знаю. Я думаю, что люди договорились между собой о вещах, которыми они будут умиляться, вот и все. Причем независимо от результатов этого умиления. Я думаю, что обществу стоило бы позаботиться о его енотах, котах и детях. Потому что им ох как не сладко приходится. А общество, мать его растак, все умиляется, все развешивает фотографии - одну тупей другой - в соцсетях. А дети эти вырастают в подростков, которые избивают друг друга до полусмерти и снимают это на телефоны, купленные им задыхающимися от любви родителями. Я думаю, в общем, что любить детей и животных должна с необходимостью включать пункт "плодить их как можно меньше". Иначе это напоминает любовь к говядине. Нет, вы не согласны? Ну, воля ваша.

Впрочем, детишкам Мальвины повезло - она впрямь была хорошая мама. По тому как просто и душевно все трое встретились, это сразу стало понятно. Конечно, это были элитные дети, которые даже в свои шесть лет вели себя несколько с вызовом, и это были мальчики, которые не забывали о мужском достоинстве, особенно один вел себя независимо, но из-за того, что они были близнецы, со стороны невозможно было точно понять, который именно.

***

Коломбина была, что называется, в смешанных чувствах. Ее мечты - деньги и дети - сидели прямо перед ней, но они принадлежали другим людям. Она почувствовала так знакомый ей укол в области солнечного сплетения - там пробуждалось чувство, что с ней несправедливо обошлись. У этого чувства вообще плохой сон, оно пробуждается по малейшему поводу. Коломбина не понимала, почему все это досталось не ей.

Ведь и многие из нас не понимают, правда? Кажется, что наши усилия по жизнеобеспечению чрезмерны, избыточны по сравнению с теми результатами, которые они приносят. Наши рубли, если положить их рядом с нашим трудом, кажутся жалкими грошами. При социализме еще можно это было как-то принять: покупать было нечего, а жили все примерно одинаково. Но сейчас, когда известно, что кто-то, не трудясь, а то и просто воруя, получает в десятки раз больше, чем честный труженик… странно звучит в нашей дикой реальности это "честный труженик". Кто это? Офисный планктон, что ли?

Люди по разному решают для себя вопрос о несправедливости. Одни пытаются переустроить мир, другие соглашаются с тем, что мир несовершенен, но требуют, чтобы лично им дали побольше - то есть переходят в мыслях своих на сторону зла. Коломбина была именно такой. Она готова была совершить свое злодейство за достойное вознаграждение от темной силы. Конечно, продажа души это не какая-то подпись, это деяние. Поступок, переводящий за черту.

***

В воздухе кафе оседало недовольство. Арлекин был разочарован. Коломбина была зла. Официант был раздражен. Мальвина, не подавая вида, ненавидела няню. Няня… Но вот Мальвина расплатилась, и они ушли, ушли совсем и скрылись за крутящейся дверью.

Арлекину и в голову, конечно, не могло прийти, что на улице Мальвина, обменявшись еще парой слов с мужем, который сидел в машине, намереваясь отправиться в командировку (а дети с няней его провожали в аэропорт), отправилась прямиком в другое кафе на свидание с Пьеро. Поэтому он развернул свои боевые фаланги и пошел на штурм Коломбины, то есть попросту подсел к ней.

Но Коломбина, одержав эту унизительную победу, не намерена была пользоваться ее плодами. Она посмотрела на Арлекина взглядом Медузы Горгоны и демонстративно потребовала у официанта счет.

В ожидании счета оба героя молчали.

Отчасти это напоминало поединок двух великих мастеров. Им не нужно было обмениваться фальшивыми фразами, заигрывать друг с другом и кобенится. Им вообще слова были не нужны. Она его оценила. Он ее оценил. Выбор мог быть сделан, но он допустил ошибку с Мальвиной и не мог быть допущен. Они смотрели друг на друга и непонятно было, что скрывается за ее маской, а его чувства, наоборот, были как на ладони.

Иногда только опыт подсказывает мужчине в такой ситуации, что ничего не потеряно. Что отказ это согласие, но с отсрочкой. И что пытаться пересмотреть это условие означает просто терять время и шансы. Они сидели друг перед другом, положив руки на стол, держась совершенно прямо. Официант, взбешенный наглостью этого лощеного урода, пробравшегося к нему как волк в овчарню, все же не мог не отметить про себя, что между ними для полного комизма не хватает только шахматной доски.

А дальше произошло следующее. Арлекин одним движением вынул из кармана визитную карточку, взял ее двумя руками - указательными и большими пальцами, и показал ее Коломбине. Издали выглядело так, словно он собирался ее сфотографировать на телефон.

- Я оставлю Вам свой номер, - сказал Арлекин спокойно и членораздельно, словно говорил с иностранкой или с человеком, который не слышит, а читает по губам, - а Вы оставьте мне свой. И я уйду.

Коломбина посмотрела на свой черный портмоне, который лежал рядом с ее черным блокнотом. Несколько секунд (но не более семи) она думала. Потом открыла портмоне, достала оттуда свою визитку и положила перед ним на стол. Арлекин положил перед ней свою. Потом взял ее карточку, прочел имя и положил в карман. Затем, не прощаясь, встал и ушел. Коломбина осталась сидеть неподвижно.