В свете этой информации сказать, что Коломбина не питала никаких иллюзий, соглашаясь на встречу с сисадмином, это то же самое, что сказать, что она питала большие иллюзии, соглашаясь на эту встречу.

Конечно, это было совсем не то, что нужно. Конечно, он был зануда. И какой-то мутный, словно в жизни у него что-то сильно не то. И уж конечно, не ей было в этом разбираться. Хотя он был высокий и грустный, и что-то в нем было такое нежное и нетронутое, что хотелось хотя бы раз его совратить. Ей бы, впрочем, не пришло это в голову, если бы не та мелодия, которую он играл на корпоративе на этих клавишах - словно бы он точно знал, один в целом мире, что такое любовь, а другие нет.

И хотя Коломбина отличала плохую музыку от хорошей только по тому, насколько ей нравилась внешность исполнителя, она… впрочем, может, ей потому и запомнилась мелодия?

Короче, сисадмин был точно не принц, но это не значит, что у него совсем не было шансов. Только нужно подчеркнуть: шансов на тело, но не на сердце Коломбины. Телом она распоряжалась легко - отдавала и забирала. Но не сердцем, но не сердцем. Если она отдавала сердце, то это был конец, это было рабство. А в эти игры играть она больше была не намерена. Только секс и деньги - это все. Или большая настоящая любовь и большое переустройство жизни. Свобода.

Коломбина, когда думала о Свободе, воображала себе море и дом с открытой террасой где-то далеко, где не бывает холода и снега (но где есть большой город, куда можно легко добраться на машине). И ребятишек, которые весело бегут к ней в развевающихся платьицах и матросках, и красивого мужчину в синем пиджаке, который благосклонно смотрит на нее, сидя с газетой за столом с чайными приборами, и волнистую собаку у его ног. Вероятно, это была сценка из какой-то картины, которую она где-то видела, а потом пересоздала в своем воображении. Когда она представляла себе этот потребительский рай, ей становилось тепло и появлялись силы жить и работать дальше.

***

В какой-то момент жизни я понял, что в моей ментальной карте профессионал отличается от любителя тем, что заботится о клиентах. Профессионалы стараются доставить удовольствие чужим людям, которых делают частью своей жизни, а любители - себе самим и своим семьям. Вот и вся разница.

Я назвал это словом "смысл". Если человек живет (как частный случай, работает) для кого-то, в его жизни есть смысл. Если он живет для себя, в его жизни смысла нет. То есть еще нет, а когда-нибудь он появится.

Конечно, это мои личные представления. Слова-то никому в отдельности не принадлежат. Каждый может означивать свой мир так, как он хочет. И давать слову "смысл" любые смыслы. Но, чего бы там другие люди не делали, самому надо бы тоже иногда определяться с понятиями. Да ладно.

***

Коломбина доела, официант почтительно унес ее тарелку, Коломбина осталась наедине с бокалом. Она достала из черной кожаной сумки черный блокнот в кожаном переплете и блестящий "паркер" из не особенно дорогих и не самых дешевых, открыла блокнот и стала делать в нем какие-то пометки. Во рту у нее сохранялся приятный вкус салата и рыбы, который она по ходу своей работы разбавляла вином. Она скрестила под стулом щиколотки, прогнула спинку и оперлась локтями на стол - и все это было знаками удовольствия. Задумываясь перед тем как сделать очередную пометку в блокноте, она посасывала кончик ручки и слегка постукивала им по губам.

Все движения Коломбины были пронизаны чувственностью - причем, заметьте, без всякого специального намерения. Это как талант. Помните, например, фильм "Фантазии Фарятьева", где Андрей Миронов играет почти совершенно лишенного обаяния человека (которого даже зовут необаятельно - Павел Павлович)? Любопытно наблюдать, как нужный эффект достигается с помощью освещения, костюма, грима и актерской игры. Еще любопытней подмечать места, где Миронову приходится сделать над собой отдельное усилие, чтобы оставаться необаятельным - кажется, это давалось ему с большим трудом. Так вот, Коломбине потребовался бы специальный тренинг, чтобы убрать из своих повадок чувственность - хотя я и не могу представить, зачем бы это ей могло понадобиться. Скорее, наоборот, ее можно было бы использовать как модель для тех, кто хотел бы этой внешней чувственности научиться - ведь при начале отношений она незаменима.

Но… Нет, лучше так: и тут…

Коломбина даже стиснула под стулом лодыжки и немного прикусила нижними зубами верхнюю губу. И мягкие волоски у нее на холке встали дыбом. Она увидела соперницу.

***

По направлению из SPA в холл спускалась красивая блондинка. Беззаботная девушка, вся в белом. Только на груди у нее, как у снегиря, было красное пятнышко - это горела яркая футболка в разрезе короткой спортивной куртки.

И мужчины в холле - и те, которые ждали из бутиков своих суетных жен, все навьюченные пакетами, и те, которые заседали в кафешках поодиночке и группами, за кофе или уже за первым пятничным пивом, и те, что нервно спешили из офисов к семьям, и даже те, что в форменной одежде усердно таскали по полу широкие швабры - короче, все!.. хотя почти никто из них не подал вида, но все как один!.. отметили ее чудесное появление (конечно, кроме тех, кто сидел или стоял спиной, и тех, кто тыкал пальцами в экраны смартфонов, и тех, кто разглядывал меню, и тех, кто увлеченно болтал с другом или девушкой… черт, словом, никто ее на самом-то деле, может, и не заметил, но уж очень хотелось, чтобы все заметили, и чтобы она, вся такая белая и сияющая на притемненном фоне, бежала в замедленном темпе наискосок, как в глупом, но романтичном кино).

И Коломбина сразу поблекла, когда блондинка вбежала в захваченное и освоенное ею, Коломбиной, пространство кафе (вот надо же, случай, мало ли кафешек в холле), где она сидела, наслаждаясь своим могуществом - как демон непременно поблек бы и сник перед ангелом, если бы они существовали и могли встретиться в каком-то человеческом месте.

Белое ярче черного, оно больше отражает света, вот и все. Но у блондинки еще, ко всему прочему, была значительная грудь. Это тоже бы пустяки, большая грудь ведь не такая уж и редкость. Но у блондинки эта грудь помещалась на весьма развитой, выпуклой грудной клетке - словно корона российской империи на хорошо взбитой подушке - и была заметна со всех сторон. А у Коломбины, например, грудь была не такая уж чтобы очень большая. Без одежды она смотрелась красиво, даже супер, но не ходить же ей голой? И еще - у блондинки были такие, знаете, не широкие, но округлые бедра. И плечи. Она вообще была вся такая округлая, очень уютная, мягкая. К ней хотелось прикоснуться. К тому же она улыбалась. Я раз видел в учебнике по французскому языку рисунки разной еды, и в том числе был нарисован просто кролик, а рядом в скобках было написано (vivant), т.е. "живущий, живой" - видимо, чтобы учащиеся не перепутали его с мертвой крольчатиной. Так вот, блондинка вся была такая, как тот кролик, очень vivante, живая.

Она сбросила с плеча на стул белую спортивную сумку, достала правой рукой из кармана белый телефон, левой взяла меню и начала одновременно просматривать его и набивать кому-то смс. Коломбина продолжила делать то, что она делала, но по тому, как она шевелила плечами, словно ежась, понятно было, что удовольствие из ее тела испарилось. Такова жизнь! Она и уйти сразу не могла - это напоминало бы бегство - и оставаться ей было незачем. Взять капучино и пирожное? А режим? А Пьеро?

***

Я, прихлебывая свой кофе, издали размышлял о том, что молодой и здоровый (а уж тем более не молодой и не здоровый) мужчина не может не испытывать агрессии по отношению к красивой, но чужой женщине. Каковая агрессия может выражаться явно, как у первоклассника, который бьет девочку портфелем по голове, а может косвенно - в грубой лести, сложных комплиментах, язвительных шутках, творческих актах или просто вспышках дурного настроения у взрослого человека. Воспитание и культура предназначены для того, чтобы прикрывать и по возможности трансформировать нашу тягу к насилию, в частности сексуальному. Разные ухари и пошляки радуются появлению в их поле зрения красивых женщин - потому что питают надежды. Культурные люди (вроде меня) злятся, поскольку знают, что никакой надежды пощупать ее прелести нет. Да, собственно, если бы и была надежда, что с нею делать? Ввязываться в новые обязательства? Парить ей мозги, бегать на свидания, строчить смски? А она будет все сделанные и не сделанные тобой шаги обсуждать с подругами? О, нет, нет, нет! Вот и злишься. А, казалось бы, какой повод? Просто увидел сисястую блондинку. Ну не смешно ли?

По видимости - очень вероятно, что да. Иначе зачем бы она так одевалась, так красилась, так смотрела вокруг? Кажется, выказав столько мастерства в том, чтобы привлечь внимание, она должна бы осознавать его характер. Но на деле - конечно, нет, она его не осознает. Иначе это была бы самая испорченная женщина в мире.

И действительно, разве испытывает женщина, удаляя лишние волосы с интимных зон, или натягивая, например, чулок, или, воля ваша, садясь на биде, хотя бы десятую долю того воодушевления, которое испытал бы мужчина, доведись ему быть тайным наблюдателем этих вполне повседневных событий женской жизни? Ах, навряд ли, хотя бы потому, что ее нервная система в этом случае находилась бы в состоянии постоянной критической перегрузки. Но разве мужчина в своем воображении не наделяет женщину мужским сексуальным восприятием? Конечно, да, и об этом знает любая стриптизерша и любое рекламное агентство. Самца распаляют к действиям (в частности, покупкам) не счастливые домохозяйки, а похотливые суки.

Значит, по мнению мужчин, загипнотизированных сакральной внешностью женщины в черном, которую мы поместили в кафе за столик с тарелкой салата и бокалом вина, она тупо сидела и выбирала, кому бы отдаться после работы в пятницу.

Однако такая мысль, вполне естественная для их двойных голов, применительно к женщине означала бы, более чем вероятно, наличие у нее психологических сложностей. Соответственно, наша героиня, сколь явно ни походила она на представительницу исполненных соблазна темных сил, думала совсем о другом.

Ну, не совсем! Она думала о том, что уже очень хорошо подготовлена для встречи с тем, с кем ей хотелось бы встретиться, но, кажется, все это впустую, потому что его ни здесь, ни в каком-либо другом месте нет, и когда он появится, и появится ли вообще, она не знает. Она думала о Принце - заветном друге каждой девушки, который постоянно приходит к ней в снах, но однажды явится воочию, освободит от всех забот и сделает совсем, по-настоящему счастливой.

Это сладкая мечта, сродни мечте о денежном чемоданчике, только сильнее, потому что для девушки в понятие принца входит и денежный чемоданчик. А вот для юноши, по слухам, наоборот, денежный чемоданчик интересней сам по себе, без принцессы, поскольку так он сохраннее будет, во-первых, да и принцесса, если она всего одна, это как-то не по-мужски.

Нашу принцессу звали Коломбина и, как ни странно при таких мыслях, через полчаса у нее было назначено свидание. Хотя, чего же странного? Ведь это свидание было не с принцем, а только с системным администратором из фирмы, где она работала заместителем коммерческого директора, прошу прощения за плоскую прозу.

Зачем же она сейчас ест, вы спросите? А сами догадайтесь. Она ест потому, что не планирует на этом свидании задерживаться - не всякая же девушка, согласившись выпить с кем-то кофе, имеет в виду перспективу отношений, часто даже совсем наоборот, просто когда речь идет о коллегах, нельзя вести себя совсем уж грубо. Но поесть ей было приятно в одиночестве, а поспать, если уж на то пошло, больше сгодилось бы с этим расторопным официантом, который до ночи готов приводить в порядок столы и стулья, лишь бы быть у нее на глазах, жаль только, что они оба в этом здании работают. Так что кофе - это только кофе.

Хочу, друзья мои, чтобы начало нашего спектакля было таким, знаете ли, ярким и красочным. Декорация - большое, даже огромное, очень светлое помещение, внизу по стенам теплые тона дерева и разноцветных тканей, на мраморном полу уютная мебель с кожаной обивкой, посредине миленький, нежно журчащий фонтанчик с пузырьками и струйками… а если задрать голову, то наверху, где самая высь и небо, там уже сплошь холодный металл и прозрачное стекло. А между небом и землей ползают стеклянные лифты, соединяя парковку, холл и этажи. Много воздуха и относительно мало людей, которые частью сидят, частью ходят, внося свою органику в общий пейзаж. Впрочем, пейзаж это, кажется, нечто уличное - но можно добавить кадки с пальмами, лучи закатного солнца в высоте и немного теплого ветра из открытых дверей.

(Большой-большой город, август, пятница, шесть часов вечера, погода супер.)

Это многофункциональное здание - тут и магазины брендов на втором этаже, и SPA-салон с фитнес-клубом на первом, и кинотеатр на четвертом, и бизнес-центр на третьем, и черта в ступе, короче. Все действо, правда, разворачивается в холле. А какое действо? Важное - мы собираемся представлять зрителю персонажей.

***

Вот бесшумно, как поршень гигантского шприца, опустился на возвышение первого этажа лифт, выдавив из себя группу натрудивших нижние конечности шоперов вперемешку с клерками, целую неделю ослаблявшими зрение в соцсетях. Из лифта выходит, стуча тонкими металлическими каблуками, молодая женщина. Она спускается по пологим ступеням в холл и входит в ничем не огороженное пространство кафе. Помимо черных кожаных туфель с металлическими каблуками и маленькими декоративными шпорами, на ней черные чулки и узкое черное платье выше коленей, из твердой ткани, без рукавов, схваченное на талии черным лаковым ремешком с металлической пряжкой.

У молодой женщины в черном (вполне можно было бы сказать и "девушки", если бы не серьезность ее лица и не твердость походки) красивая фигура, сильное тело и властная осанка. В руке она держит большую кожаную сумку, черную с белыми металлическими блестяшками.

Со стороны отчетливо видно, каков магнетизм ее влияния на публику - каждый мужчина, мимо которого она прошла, и даже несколько женщин, поменяли позу в ее сторону. Она, видимо привычная к такому эффекту, принимает его как должное.

***

Даже я (который тоже сижу в холле, в небольшом кафе поодаль) поворачиваюсь. До ее появления я, кажется, просто тупил, глядя в пол, но это цоканье на весь зал пробудило меня, и шпильки, подобно двум спицам, начали вязать у меня в голове какую-то мысль. Сперва ее направление было строго сексуальное - я подумал, а как было бы хорошо, если кто-нибудь из присутствующих, испытав приступ мгновенного помешательства, подбежал к этой черной курице и задрал бы ее модное платье ей на голову - и можно было бы увидеть, какую она даст реакцию: сожмет ли, например, в судороге генетического стыда колени и схватится обеими руками за лобок или, преисполнившись жесткой ярости, врежет хулигану ногой по яйцам и разразится грубыми ругательствами - и то, и другое было бы по-своему эротично. Когда видишь красивых женщин, напускающих на себя такую серьезность, поневоле всякая дрянь лезет в голову.

Но потом я подумал, а куда же движется человечество, если уже вот и мобильную связь изобрели, а желание унизить сексуально-привлекательную особь женского пола по-прежнему доставляет столь острое удовольствие, что является предметом первых фантазий? И это толкнуло меня к мысли, что все движется по кругу - в частности, человек остается одиноким и непонятым в самых глубоких своих желаниях, хотя эти желания ничуть не уникальны, а свойственны каждому с самых нежных лет. Вот же парадокс, а. И желание иметь какую-то общую и красивую мысль, которая всех спасет, так же точно обречено оставаться одиноким. Как социализм, который, вроде, предполагал сообща трудиться и осваивать космос для всеобщего счастья, а вон что получилось. Была мечта, а осталось только утешение, и то, между нами, капиталистическое. В виде побрякушек, которых, к тому же, на всех не хватило, и за ними выстроилась очередь. И что за дела! В итоге-то, даже одного человека найти для общей и красивой мысли - неразрешимая задача. Вот здесь и начинается тема отношений, подумал я, а разве с такой вот гламурью будет общая мысль? Она же с кишками сожрет, она, небось, с самого своего детства спала и видела себя пантерой.

Вот так я и превратился из сексуально-озабоченного юнца в пятидесятилетнего брюзгу. Впрочем, мне, наконец, принесли кофе. Я начинаю заниматься сахарницей - как бы так снять чертову крышечку, чтобы она не выскользнула из непослушных пальцев с отвратительным керамическим грохотом на стол, я не выношу этих звуков. А потом надо выбрать подходящий кусочек, не маленький и не большой, иначе кофе будет испорчен, и вытащить его пальцами незаметно, потому что щипчики это полное дерьмо, хотят стерильности - так пусть фасуют в бумагу. Об этой контр-монашке выше я и думать забываю, а действие тем временем продолжается.

***

Черные прямые волосы, обрамляющие лицо героини слева и справа наподобие шор, которыми закрывают глаза лошади, чтобы та не пугалась, дополнительно добавляют ей загадочности и шарма. На руках и на шее у нее серебряные украшения. Она выглядит немножко как женщина из итальянского фильма 60-х, а немножко как ведьма. Черты лица ее красивы и неподвижны.

Она выбирает себе столик и усаживается на стул так, чтобы видеть весь холл (невольно открывая при этом какому-то наблюдательному счастливчику край чулка), кладет свою огромную сумку на стул рядом. Видно, что она одна и никого не ждет.

***

Когда официант - вежливый молодой человек - подходит, приветливо улыбаясь постоянной клиентке, зрители получают первую возможность узнать кое-что о ее характере и умозаключить, настоящая ли она ведьма или обычная стерва.

Для начала она просит протереть поверхность столика. Затем она минут десять допрашивает его по всему меню, спокойно игнорируя тот факт, что за соседним столиком тоже ждут люди - причем входит в мельчайшие подробности поставки, хранения и приготовления продуктов. Затем (заказав, разумеется, совершенно не то, о чем расспрашивала), она требует заменить бокал, на том основании, что он ей кажется грязным. При этом, разговаривая с официантом, она неотрывно смотрит ему в глаза, отчего тот находится в вязком поле какого-то сексуального полугипноза и полной уверенности, что задавая вопросы про рыбу и мясо, клиентка на самом деле транслирует ему некий особенный код, который когда-нибудь неизбежно приведет его к ней в постель.

***

Когда, наконец, перед ней появляется ослепительно-чистый бокал черного вина и красивая белая тарелка с зеленым салатом, красными помидорчиками, бело-розовыми кусочками рыбы и палевыми орешками, она берет в правую руку, как положено, нож, а в левую вилку, и начинает тщательно есть. Этот процесс, если понаблюдать за ним со стороны, напоминает ритуальное убийство: она вонзает вилку в спинки помидоров, с хладнокровной жестокостью режет салат, мучительно казнит форель, загрызает орешки, потом освежает полость рта и белые зубы кровавым вином. И все это без выражения на лице. У нее большие и сильные руки с блестящими ногтями - все знают, что если долго смотреть на руки человека, начинаешь думать о его половых органах, хотя какая, если вдуматься, связь? Не оставляя своей жертвенной трапезы ни на минуту, она, между тем, внимательно наблюдает за всем, что происходит и в кафе, и в холле.