Колонка
Об этом спросил знакомый, видимо, в расчете получить от меня какой-то перечень тем, актуальных для моей возрастной, половой, образовательной и прочей категории…
Но ответ возник у меня в голове не в виде списка...
Дело было воскресным вечером. Нет, уже ночью. Было выпита пара бутылок пива, но она не смогла потушить экзистенциальную тоску. Явно была нужна добавка, но…
Тут нужно сказать, что район моего нынешнего проживания мало способствует ночным прогулкам, но сильно – разочарованию в человеческой природе и общем жизнеустройстве.
Метро Нагатинская находится в самом неприглядном месте Варшавского шоссе – это промзона с редкими вкраплениями чего-то жилого, оказавшегося здесь то ли по ошибке, то ли из садистских интересов планировщиков.
Никто не будет жить здесь, если имеет выбор. А популяция не имеющих выбора известна: гастарбайтеры и мигранты, пенсионеры, бомжи и находящиеся на пути к ним, мелкая гопота (потому что крупная жить здесь уже не согласится).
Большую часть времени это соседство меня не напрягает и даже приносит удовлетворение, поскольку в среде среднего класса делать мне нечего ни по интересам, ни по судьбе. Но и общение с «обездоленными» я предпочитаю не форсировать, знаете ли.
Короче, вылезать из дома в 12 часов ночи и топать 2 трамвайных остановки до ближайшего киоска – это приключение с сомнительным финалом.
Но боль осознания себя была реальнее, чем гипотетическое изнасилование и смерть в подворотне…
Я оделась и пошла: исшарпанные джинсы, кеды, куртка, волосы в гладкий, тугой пучок, капюшон на глаза. Чтобы слиться с темнотой и общим несчастьем этого глухого, искалеченного людьми места.
По одну сторону лился пылающий поток Варшавки: неостановимый, чужой тьме моего пути. Что бы ни случилось на обочине, Варшавка не заметит, не затормозит…
По другую сторону среди деревьев, руин шиномонтажа, помоек, загаженных кустов таилась угроза. В эту сторону даже смотреть нельзя, даже думать. Запах трусливых мыслей может привлечь неведомых хищников.
Засунув руки поглубже в карманы, уткнувшись в воротник, я шла. Навстречу попадалось немного людей. По двое, по трое. Ищущие приключений, которые бы оправдали присутствие на улице промозглой осенней ночью. Они вопросительно всматривались под мой капюшон, окликали, я ускоряла шаг.
Подходя к перекрестку, остановилась. Я оглянулась, чтобы вобрать в себя огни шоссе, мрак за моей спиной, черное небо, навалившееся на деревья, кусты, меня. Что я здесь делаю? Что гонит меня сквозь тьму? Что соединяет меня с этим миром, который рожден уже мертвым?
Что может оправдать эту тупую алкогольную дорогу к киоску с пивом, протоптанную задолго до меня сотнями ног?
Это был момент полного одиночества и пустоты: внутри и снаружи.
Мир мертвых вещей и я с одинаковой страстью взывали хоть о каком-то смысле, хоть о каком-то оправдании.
Мы призывали художника, который преобразил бы нас в акте творческого усилия. Установил бы связи, заполнил пустоты. «Посмотри на нас!» - умоляли мы кого-то. Я, Варшавское шоссе, далекий огонек киоска – мы хотели стать искусством, умереть в нем и возродиться к новой жизни. И тогда мы бы были не зря.
"Когда-нибудь так и случится, - сказала я себе. – Когда-нибудь."
Вот такой у меня ответ на вопрос, о чем писать песни.