Хочу, друзья мои, чтобы начало нашего спектакля было таким, знаете ли, ярким и красочным. Декорация - большое, даже огромное, очень светлое помещение, внизу по стенам теплые тона дерева и разноцветных тканей, на мраморном полу уютная мебель с кожаной обивкой, посредине миленький, нежно журчащий фонтанчик с пузырьками и струйками… а если задрать голову, то наверху, где самая высь и небо, там уже сплошь холодный металл и прозрачное стекло. А между небом и землей ползают стеклянные лифты, соединяя парковку, холл и этажи. Много воздуха и относительно мало людей, которые частью сидят, частью ходят, внося свою органику в общий пейзаж. Впрочем, пейзаж это, кажется, нечто уличное - но можно добавить кадки с пальмами, лучи закатного солнца в высоте и немного теплого ветра из открытых дверей.

(Большой-большой город, август, пятница, шесть часов вечера, погода супер.)

Это многофункциональное здание - тут и магазины брендов на втором этаже, и SPA-салон с фитнес-клубом на первом, и кинотеатр на четвертом, и бизнес-центр на третьем, и черта в ступе, короче. Все действо, правда, разворачивается в холле. А какое действо? Важное - мы собираемся представлять зрителю персонажей.

***

Вот бесшумно, как поршень гигантского шприца, опустился на возвышение первого этажа лифт, выдавив из себя группу натрудивших нижние конечности шоперов вперемешку с клерками, целую неделю ослаблявшими зрение в соцсетях. Из лифта выходит, стуча тонкими металлическими каблуками, молодая женщина. Она спускается по пологим ступеням в холл и входит в ничем не огороженное пространство кафе. Помимо черных кожаных туфель с металлическими каблуками и маленькими декоративными шпорами, на ней черные чулки и узкое черное платье выше коленей, из твердой ткани, без рукавов, схваченное на талии черным лаковым ремешком с металлической пряжкой.

У молодой женщины в черном (вполне можно было бы сказать и "девушки", если бы не серьезность ее лица и не твердость походки) красивая фигура, сильное тело и властная осанка. В руке она держит большую кожаную сумку, черную с белыми металлическими блестяшками.

Со стороны отчетливо видно, каков магнетизм ее влияния на публику - каждый мужчина, мимо которого она прошла, и даже несколько женщин, поменяли позу в ее сторону. Она, видимо привычная к такому эффекту, принимает его как должное.

***

Даже я (который тоже сижу в холле, в небольшом кафе поодаль) поворачиваюсь. До ее появления я, кажется, просто тупил, глядя в пол, но это цоканье на весь зал пробудило меня, и шпильки, подобно двум спицам, начали вязать у меня в голове какую-то мысль. Сперва ее направление было строго сексуальное - я подумал, а как было бы хорошо, если кто-нибудь из присутствующих, испытав приступ мгновенного помешательства, подбежал к этой черной курице и задрал бы ее модное платье ей на голову - и можно было бы увидеть, какую она даст реакцию: сожмет ли, например, в судороге генетического стыда колени и схватится обеими руками за лобок или, преисполнившись жесткой ярости, врежет хулигану ногой по яйцам и разразится грубыми ругательствами - и то, и другое было бы по-своему эротично. Когда видишь красивых женщин, напускающих на себя такую серьезность, поневоле всякая дрянь лезет в голову.

Но потом я подумал, а куда же движется человечество, если уже вот и мобильную связь изобрели, а желание унизить сексуально-привлекательную особь женского пола по-прежнему доставляет столь острое удовольствие, что является предметом первых фантазий? И это толкнуло меня к мысли, что все движется по кругу - в частности, человек остается одиноким и непонятым в самых глубоких своих желаниях, хотя эти желания ничуть не уникальны, а свойственны каждому с самых нежных лет. Вот же парадокс, а. И желание иметь какую-то общую и красивую мысль, которая всех спасет, так же точно обречено оставаться одиноким. Как социализм, который, вроде, предполагал сообща трудиться и осваивать космос для всеобщего счастья, а вон что получилось. Была мечта, а осталось только утешение, и то, между нами, капиталистическое. В виде побрякушек, которых, к тому же, на всех не хватило, и за ними выстроилась очередь. И что за дела! В итоге-то, даже одного человека найти для общей и красивой мысли - неразрешимая задача. Вот здесь и начинается тема отношений, подумал я, а разве с такой вот гламурью будет общая мысль? Она же с кишками сожрет, она, небось, с самого своего детства спала и видела себя пантерой.

Вот так я и превратился из сексуально-озабоченного юнца в пятидесятилетнего брюзгу. Впрочем, мне, наконец, принесли кофе. Я начинаю заниматься сахарницей - как бы так снять чертову крышечку, чтобы она не выскользнула из непослушных пальцев с отвратительным керамическим грохотом на стол, я не выношу этих звуков. А потом надо выбрать подходящий кусочек, не маленький и не большой, иначе кофе будет испорчен, и вытащить его пальцами незаметно, потому что щипчики это полное дерьмо, хотят стерильности - так пусть фасуют в бумагу. Об этой контр-монашке выше я и думать забываю, а действие тем временем продолжается.

***

Черные прямые волосы, обрамляющие лицо героини слева и справа наподобие шор, которыми закрывают глаза лошади, чтобы та не пугалась, дополнительно добавляют ей загадочности и шарма. На руках и на шее у нее серебряные украшения. Она выглядит немножко как женщина из итальянского фильма 60-х, а немножко как ведьма. Черты лица ее красивы и неподвижны.

Она выбирает себе столик и усаживается на стул так, чтобы видеть весь холл (невольно открывая при этом какому-то наблюдательному счастливчику край чулка), кладет свою огромную сумку на стул рядом. Видно, что она одна и никого не ждет.

***

Когда официант - вежливый молодой человек - подходит, приветливо улыбаясь постоянной клиентке, зрители получают первую возможность узнать кое-что о ее характере и умозаключить, настоящая ли она ведьма или обычная стерва.

Для начала она просит протереть поверхность столика. Затем она минут десять допрашивает его по всему меню, спокойно игнорируя тот факт, что за соседним столиком тоже ждут люди - причем входит в мельчайшие подробности поставки, хранения и приготовления продуктов. Затем (заказав, разумеется, совершенно не то, о чем расспрашивала), она требует заменить бокал, на том основании, что он ей кажется грязным. При этом, разговаривая с официантом, она неотрывно смотрит ему в глаза, отчего тот находится в вязком поле какого-то сексуального полугипноза и полной уверенности, что задавая вопросы про рыбу и мясо, клиентка на самом деле транслирует ему некий особенный код, который когда-нибудь неизбежно приведет его к ней в постель.

***

Когда, наконец, перед ней появляется ослепительно-чистый бокал черного вина и красивая белая тарелка с зеленым салатом, красными помидорчиками, бело-розовыми кусочками рыбы и палевыми орешками, она берет в правую руку, как положено, нож, а в левую вилку, и начинает тщательно есть. Этот процесс, если понаблюдать за ним со стороны, напоминает ритуальное убийство: она вонзает вилку в спинки помидоров, с хладнокровной жестокостью режет салат, мучительно казнит форель, загрызает орешки, потом освежает полость рта и белые зубы кровавым вином. И все это без выражения на лице. У нее большие и сильные руки с блестящими ногтями - все знают, что если долго смотреть на руки человека, начинаешь думать о его половых органах, хотя какая, если вдуматься, связь? Не оставляя своей жертвенной трапезы ни на минуту, она, между тем, внимательно наблюдает за всем, что происходит и в кафе, и в холле.